Алексей Михалёв. Любовь к совершенству.





Леша Михалёв был человеком общительным, всюду, куда попадал, считался душой компании. Но при этом он прекрасно знал себе цену и когда надо умел быть высокомерен. Он не терпел фамильярности и мгновенно ставил зарвавшегося собеседника на место. Без всякой грубости – одним лишь острым и изящным словом.

Его остроумие не знало конкуренции, но он никогда не злоупотреблял им, не любил быть "весь вечер на арене" и терпеть не мог записных шутов такого рода, предпочитая короткие экспромты и приколы. Обожал каламбуры и радовался, встретив человека родственной группы крови, умевшего играть словами и ценившего эту игру.

Быть может, именно это качество, доведенное до высшей кондиции, сделало из Михалёва уникального устного кинопереводчика. Разумеется, он великолепно знал английский язык, но еще важнее, что он в совершенстве владел русским. На фоне других переводчиков, вечно заикающихся в поисках нужного слова, Михалёв свободно фонтанировал и сам с наслаждением купался в потоках легко и плавно льющейся собственной речи.

Интересно, что он категорически отказывался переводить "в обратную сторону" – с русского на английский. Это касалось как устной, так и письменной работы. Однажды я попросил его перевести на английский небольшую и очень несложную заметку, написанную для американского журнала. Леша, всегда охотно приходивший на помощь, в данном случае был непреклонен: не его, мол, это дело, он переводит только на родной язык, а если есть русские специалисты, рискующие переводить на английский, так и обращайся к ним. Эти специалисты нередко знали язык в десять раз хуже Михалёва. Тогда я перевел заметку сам и попросил Лешу не счесть за труд хотя бы ее отредактировать. Последовало неохотное согласие, а затем беспощадная критика: по Лешиным словам, переведенный мною текст не имел ничего общего с английским и был попросту нечитабельным. Словом, его как бы предстояло писать заново – писать уже "на настоящем английском". Я огорчился и даже немного обиделся, а потом решил плюнуть на все и отослать заметку в журнал в том виде, в каком она была. К моему изумлению, редакция приняла ее безо всяких замечаний и после минимальной правки напечатала.

Михалёв относился к числу тех, кого называют перфекционистами. Он либо делал что-то с подлинным совершенством, либо вообще не брался за то, в чем не считал себя асом. И в этом смысле он принадлежал к вымирающей породе людей, не способных к профессиональному компромиссу.

Мало кто из посторонних знает, что первой его профессией был балет. До конца жизни он сохранил друзей из балетного училища, некоторые из них стали звездами. Леша довольно рано поменял профессию – возможно, как раз потому, что не ощущал себя в ней первым. Но от балета остались привычка неустанно трудиться и та легкость, изящество, которыми он блистал на людях и за которыми стояло натренированное умение всегда держать себя в форме. Это помогало ему и во время тяжелой болезни: он гораздо меньше появлялся в обществе (хотя и продолжал столь же интенсивно работать), но если уж появлялся, то это был прежний Михалёв, готовый острить, хохотать, развлекаться и развлекать окружающих.

Дальнейшая жизнь Михалёва напоминает легенду, следы которой можно обнаружить в старых подшивках "Правды". На первой полосе мы видим Леонида Ильича Брежнева и шаха Ирана, а между ними – знакомое, хотя и совсем юное лицо Леши Михалёва. Уже в те годы он работал переводчиком с персидского на высшем уровне, выезжал в длительные командировки в Иран и слыл авторитетом в своем новом деле.

Отчего и как произошла очередная смена профессии, доподлинно не известно. Во всяком случае, она не была столь радикальной. Михалёв опять переводил и делал это лучше едва ли не всех своих коллег – но уже не с персидского, а с английского. Который, между прочим, он еще недавно знал неважно, поскольку специально им не занимался.

Есть одна догадка, и она подтверждается многими косвенными свидетельствами. Михалёв обладал прекрасным литературным вкусом и, не будучи сам писателем, хотел дать новую жизнь своим любимым англо-американским романам. Задачей, достойной его, был перевод прозы уровня Фолкнера – и Леша действительно перевел несколько его сочинений, равно как и сочинений других высококлассных авторов. Он очень гордился каждой новой вышедшей книжкой и огорчался не столько тем, что за этот труд так мало платят, сколько равнодушием большинства окружающих – даже из так называемых культурных кругов. Леша исправно дарил друзьям и знакомым свой книжки, но лишь от немногих удосужившихся их прочесть слышал отклики. Зато уж эти отклики были полны искреннего восторга.

Все дело в том, что Михалёв приобрел известность и авторитет в переводческих кругах, когда уже приближалось новое время. Время, когда стало немодно слыть интеллектуальным и начитанным, а имя Фолкнер, некогда с придыханием произносившееся шестидесятниками, уже не воспринималось как откровение. Иными словами, подходило время рынка и масскультуры. Михалёв не чувствовал себя в нем уж очень уютно, но он слишком ценил жизнь, чтобы впасть в угрюмство и мизантропию. И в этой новой жизни он нашел способ совместить личные амбиции с ощущением своей нужности и своевременности.

Так случилось, что еще раньше он вышел на тропу устного закадрового киноперевода и стал звездой Московских фестивалей – ранга не ниже многих мировых звезд. Так, во всяком случае, считала московская публика, для которой голос Михалёва был гораздо более знаком и любим. Леша рассматривал этот промысел, прежде всего как средство подработать, но ни в коем случае не как "халтуру": само это слово и стоящий за ним подход к жизни были ему глубоко чужды. И хотя присущий ему холодный блеск ума кто-то мог спутать с цинизмом, в отношении к профессии Михалёв был настоящим романтиком.

От Московских фестивалей, от эпизодических просмотров в Доме кино и пошла слава Михалёва как единственного и незаменимого переводчика, способного "вытянуть" самую сложную в языковом отношении картину, а порой и "спасти" явно провальную. Впоследствии, уже в эпоху видео, когда Михалёв получил возможность сам выбирать, над чем работать, он создал себе репутацию человека, который ни за какие коврижки не возьмется переводить "говно". На раннем этапе случалось сталкиваться и с последним, но даже в этих случаях Михалёв облагораживал идиотский текст, вложенный сценаристами в уста актеров. Облагораживал отнюдь не в смысле нивелировки пикантности и остроты, а в смысле придания даже самым банальным и бездарным сценам подобия артистизма, во всем присущего Леше.

Здесь-то и пригодилось умение виртуозно играть словами. Даже если это была чисто формалистическая игра, она приносила Михалёву удовольствие. Каждый раз он ставил перед собой заведомо трудные, на грани выполнимости, задачи. И решал их блестяще. Например, когда в условиях цензуры и суровых проверок нельзя было произнести ничего похожего на "мат", для Михалёва поиски эквивалента не были проблемой: он всегда находил легкое, вроде бы безобидное, а на самом деле убийственное словцо. Чувство юмора и владение стихией экспромта принесли ему славу непревзойденного мастера интерпретации комедий. И было это – напомню – еще тогда, когда часто не представлялось возможным предварительно отсмотреть фильм – не говоря уже о том, чтобы "гонять" его туда-обратно с помощью волшебной видеотехники.

Сейчас уже общепринято считать, что именно Алексей Михалёв создал эталон профессии устного кинопереводчика, которая приобрела в нашей стране особое значение ввиду нюансов отечественного кино – и видеопроката. На Западе этой профессии и в помине нет, ибо существуют либо дубляж, либо субтитры. Мало того, даже в кошмарном сне невозможно представить кино- видео-сеанс в Мюнхене или Роттердаме, на котором оригинальный звук, записанный в "долби", заглушался бы голосом хоть самого распрекрасного переводчика.

Но мы – не Запад. И к нам мировой кинематограф, со всеми его звездами обоего пола, пришел озвученный голосом Михалёва. Конечно, он был не один, и, вероятно, еще какое-то время мы будем смотреть фильмы с наложенным текстом переводчика – прежде чем окончательно цивилизуемся. Но второго Михалёва не будет, и потому обреченную на смерть профессию история кинематографа наверняка свяжет с этим именем.



© Андрей Плахов.
"Видеогид" №4 (ред. Михаил Иванов).